О книге
Второе издание известнейшей книги итальянского писателя Джованнино Гуарески, одного из самых читаемых итальянских авторов 20 века.
Рассказы о противостоянии и дружбе сельского священника и мэра-коммуниста открывают нам новое об Италии, ее людях и истории и в то же время о нас самих, о нашем сердце, способном смеяться и плакать одновременно.
Приветственное слово Альберто и Карлотты Гуарески
Мы рады, что книги нашего отца продолжают читать во всем мире и что они счастливо добрались до России.
В «Малом мире» с его героями — доном Камилло и Пеппоне — события прошлого рассказаны с улыбкой, в них участвуют люди, еще не глухие к голосу совести, драматизм происходящего смягчен надеждой на лучшее будущее.
Эту надежду укрепляет в нас глубокая человечность нашего отца, который видел путь к свободе и к миру в правде и в прощении и стремился, ради общего блага, к взаимопониманию между людьми — вне всяких идеологий.
Предисловие Ольги Гуревич ко второму изданию
Прошло три года со времени первой публикации «Дона Камилло» на русском языке. Тираж давно закончился. Да и был он не очень большим — многие успели дона Камилло полюбить, но не все смогли узнать, так что появилась необходимость переиздания.
До выхода первой книги я часто думала о том, почему Гуарески — переведенный на десятки языков, прочитанный такими далекими от Италии гренландцами и вьетнамцами, заставивший одинаково смеяться и плакать людей на всех континентах, людей разных религий и неверующих вовсе — до сих пор не был издан и прочитан в России.
Со времени выхода первого издания прошло три года, многое изменилось в нашей стране, многое, о чем мы и помыслить не могли, произошло и стало нашей реальностью. И Гуарески вдруг оказался удивительно актуальным автором, почти злободневным, который нужен как глоток воды, как луч надежды.
Книга «Малый мир. Дон Камилло» вышла впервые в Италии в 1948 году. В тот год впервые в истории Итальянской республики, после окончания войны и оккупации, гражданской войны и страшной неразберихи, произошли выборы в парламент. Этих выборов ждали и боялись. Полстраны ожидало, что победит Народный Фронт и тогда Италия станет сразу 16-й республикой Советского Союза, со стороны Югославии войдут войска Советской Армии и случится светлое будущее. Полстраны в ужасе молилось, чтобы этого не случилось. Написаны же рассказы, вошедшие в эту книгу несколько раньше – с декабря 1946 по декабрь 1947 года, — в тот период, который сам автор в вышедшей в том же 1948 году «Временная Италия» назвал не «послевоенным», а «предмирным». Когда партизаны уже спустились с гор, фашисты стали антифашистами, людей убивали за убеждения и просто так, от неразберихи, будущее казалось на расстоянии вытянутой руки и совсем близко сияла не то заря мировой революции, не то новая эра производительности и стабильности. Коммунистическая партия вышла из подполья и Народный Фронт уже обещал освободить крестьян от эксплуататоров и церкви.
Сильнее всего эти страсти кипели на единственном ровном участке в Италии, на Падуанской равнине. Падуанская равнина во многом схожа с прериями американских вестернов: горячие головы и бесконечные просторы, много тяжелого крестьянского труда и люди легко хватаются за оружие, которого немало разбросано после войны. Только смысл пальбы другой – глубокий и страшный. Политическая непримиримость и социальное напряжение, забастовки и бесконечные митинги, подавление демонстраций и ликвидация духовенства и политических оппонентов.
Все это есть в рассказах Гуарески. И именно об этом рассказы «Малого мира». Все это есть, и в то же время нет. Потому что Гуарески не повествует об исторических процессах, о народных волнениях, о коммунистах и о священниках как таковых. Гуарески рассказывает о земле, где люди рождаются свободными и упрямыми. И будь они мэром-коммунистом или слугами Церкви, а руки у них огромные, работящие, крестьянские, и кулаки с полпуда. Он рассказывает о том, как священник дон Камилло лез в драку с коммунистами, но любил и находил возможность человеческой встречи с ними: и с мэром Пеппоне, и с забиякой Шпендриком, курьером парткома и со многими другими. Гуарески рассказывает о том, что сердце человека может оказаться тем единственным полем, на котором возможна встреча и возможен мир.
А еще Гуарески рассказывает о том, что тот, кто верит в Христа, Христа распятого, может слышать Его голос и разговаривать с ним, как дон Камилло. «Если священникам не нравится дон Камилло и они обижаются, имеют право дать мне по башке подсвечником; если коммунистам обидно из-за Пеппоне, имеют право навалять мне дубиной по спине. Но если кого-то обижают слова Христа, то тут ничего не поделать: в моих историях говорит мой Христос, то есть голос моей совести», — говорит автор. И это важно: иметь право сказать, что Христос — голос моей совести. Это позволяет многое увидеть по-другому, уметь посмеяться над собой и в то же время преодолевать отчуждение и страх, зависть, ненависть, гнев и обиду.
Кем же был этот автор, что позволяло ему сказать, что голос его совести — Христос?
Джованнино Гуарески прожил 60 лет. За это время он написал несколько десятков книг и сценариев, несколько сотен статей; нарисовал бесчисленное количество карикатур, вывесок, реклам, виньеток и комиксов; трижды сидел в тюрьме, дважды был в ссылке и два года провел в концлагерях; он попробовал себя в качестве землевладельца и ресторатора; не считая мест отбывания заключения и ссылки, сменил шесть городов; сотрудничал с бесчисленным количеством журналов, газет и информационных компаний; но ни разу не изменил себе и своим убеждениям.
Джованнино Оливьеро Джузеппе Гуарески родился 1 мая 1908 года в поселке Фонтанелле ди Роккабьянка в провинции Парма. В момент его рождения под окнами его дома (где на первом этаже помещалась ячейка социалистической партии) проходила шумная первомайская демонстрация. Председатель ячейки двухметровый социалист Джованни Фараболи показал новорожденного толпе и сказал, что этот рожденный первого мая младенец будет вождем красных. А умер Гуарески 22 июля 1968 года и был похоронен обернутым в монархический флаг с гербом савойской династии в Ронколе Верди, всего в нескольких километрах вверх по течению По от того места, где родился. Великая Река между этими двумя точками несет в своих водах всю историю Джованнино и его персонажей.
Джованнино учился в Парме, в классическом лицее, в старших классах выпускал сатирический листок и придумывал каверзные шутки над одноклассниками и учителями. Главной его мишенью был воспитатель интерната, молодой журналист и начинающий писатель, впоследствии один из отцов великого итальянского кинематографа — Чезаре Дзаваттини. Он быстро увидел художественный и литературный талант в памфлетах и карикатурах воспитанника и привел его в редакцию «Пармской газеты». С этого весеннего дня 1927 года и до конца своей жизни Джованнино всегда работал в газетах. Он был репортером и корреспондентом, корректором, редактором и ответственным секретарем, он рисовал для газет, публиковал в них все свои рассказы, переписывался с читателями. Быстротекучая, ежедневная реальность газетной полосы под его рукой застывала, как мгновение на фотоснимке, и превращалась в вечность. И сегодня его очерки о Парме и Милане, городская и криминальная хроника читаются как увлекательный роман. Журналистика прорастает в литературу.
В 1936 году Джованнино позвали в Милан, в новый юмористический еженедельник, получивший название «Бертольдо» по имени простака Бертольдо, героя народных сказаний и шутовских романов XVII в. Авторы и художники этого нового во всех отношениях издания были так же безрассудны, изворотливы и легкомыслены, как прототип его названия, без страха усевшийся рядом с лангобардским королем Альбоином и ответившиий ничтоже сумнящеся на все его вопросы. Им запрещали смеяться над одним, и они тут же находили повод смеяться над другим. Фашистский режим укреплялся и проникал во все сферы жизни, а для них это было время беззаботного смеха, они отмахивались от запретов и бездумно халтурили на темы, поступившие по разнарядке. Они просто рисовали и фотографировали, писали и дурачились, учились друг у друга и творили параллельную, новую реальность. Сколько людей потом вспоминали эту газету как глоток воздуха, чистой радости. Все те, кто ее создавал: Джованни Моска и Витторио Метц, Карло Мандзони и Джузеппе Маротта, Сол Стейнберг и Вальтер Молино после войны стали локомотивами новой итальянской культуры, писателями и сценаристами, кинопродюсерами и художниками, но в каждом произошел поворот и чистого смеха больше не было.
Для Джованнино поворотом стал 1943 год. Он получил весть о том, что на фронте пропал без вести его младший брат, выпил лишнего и полночи зычным голосом оповещал несколько миланских кварталов о том, что он думает о войне, о правительстве и о Муссолини. Утром его арестовали. И отправили в армию. До линии фронта он не доехал, слег с язвой и был отправлен домой на излечение. А затем снова призван. На следующий день после того, как он прибыл в расположение своего гарнизона, Италия подписала перемирие с союзниками, а немецкие войска захватили все части итальянской армии, располагавшиеся в зоне их дислокации. Гарнизон, где служил Гуарески, сопротивлялся полчаса, а потом был взят в плен. Всем офицерам, как и нескольким сотням тысяч других итальянских военнослужащих, от Балкан до швейцарской границы, было предложено выбирать: воевать дальше на стороне Вермахта или отправиться в концлагерь. Гуарески выбрал концлагерь. Полмиллиона итальянских военных выбрали концлагерь, чтобы не изменить своей присяге.
Гуарески провел в лагерях для военнопленных в Польше, а затем в Германии почти два года. Эти два года его изменили. И дело даже не в том, что он отрастил усы (говорят, чтобы помогать Сталину бомбить немцев). А в том, что он прочувствовал, прожил и осознал, какую ответственность каждый человек лично несет за то, что происходит вокруг. «В течение двадцати лет мы благородно пытались спасти козла и капусту, и за это мы здесь», — писал он с горечью в своем дневнике. И тут же в устном выступлении, обращенном к товарищам: ««Жил-был отец. Достойный господин с примечательными усами и еще более примечательным опытом. <…> Это был очень важный господин, с чувством учивший, что серьезный человек не должен заниматься политикой, а должен следовать за массой, почитать начальство и государственные органы, подчиняться приказам, не обсуждая, и избегать таким образом неприятностей и ответственности. И дети восприняли поучения отцов, благодаря чему и обрели за надежными заборами мудрость молодежи иных времен. Они больше не курят, не танцуют, не шляются по вечерам, не оболваниваются в кинематографе, не едят всякие гадости в кондитерских.
Папа! Если я только вернусь!»
Лагерный дневник Гуарески страшный, он полон отчаянной тоски по дому, по жене и детям, по Италии, по солнцу, он кричит о голоде, холоде, слабости и болезни. Записи для прочтения то лирические, то уморительные смешные. Он погружает своих товарищей по заключению в сказку, встречает их с родными при помощи сновидений, неприятности превращает в анекдот, страдание — в сопереживание. Его лозунг «не умру, даже если меня убьют» помогает и тем, кто рядом, найти в себе силы жить. И не просто жить. «Мы жили не как скоты, - вспоминал он впоследствии в своем литературном “Подпольном дневнике”. — Из ничего мы создали себе культуру». Лекции и дискуссии, театр и подпольное радио, мастерские, биржа, университетские курсы и касса взаимопомощи — все это помогло им выжить, когда они умирали от голода и холода на трехэтажных нарах заледенелых бараков.
Именно стремление соединить, не способствовать разделению итальянцев, думать всегда самому и противостоять любому тоталитаризму вынес из лагеря и из войны Гуарески. И этому он посвятил свое творчество в послевоенный период.
Вот об этом «Малый мир» — о том, что каждый за себя, а Бог за всех, и человек всегда может найти дорогу к сердцу другого человека. Особенно если умеет смеяться.
Ольга Гуревич
